Психоаналитический взгляд на проблему одиночества.
Перед тем как перейти к описанию психоаналитических взглядов на проблему одиночества, важно упомянуть работу Дж. Боулби, стоящего, со своей концепцией о привязанности и ее роли в становлении личности, на стыке классической психологии и психоанализа. Исследование, проведенное в двух городах США, обозначило инфантильные истоки чувства одиночества. По мнению авторов, наиболее подверженными гнетущему одиночеству оказываются лица, которые в детстве имели опыт депривации с потенциально доступным родителем, а наиболее устойчивыми к этому чувству оказались респонденты, которые оценивали своих родителей как «надежную и верную опору в жизни» (Рубинстайн, Шейвер, 1989)
Винникот выдвинул идею о том, что способность быть в одиночестве развивается только в присутствии Другого, когда ребенок находится в переходном, безопасном пространстве. Именно такой опыт позволяет ему в будущем комфортно находиться наедине с собой. Винникот пишет, что способность спокойно переносить одиночество возникает только при условии, что индивид имеет представление о себе как о «целостном блоке» и о матери – как надежном объекте. Именно пребывание в одиночестве в присутствии матери позволяет ребенку «приобрести опыт, который будет восприниматься им как реальный» .
Эрих Фромм утверждал, что неотъемлемой чертой человеческого существования в наше время является одиночество, изоляция и отчужденность. «Человек одинок и в то же время связан с другими. Он одинок в той мере, в какой он – уникальное существо, не тождественное никому и осознающее себя отдельной особью. Он одинок, когда ему предстоит что-то оценить или принять какие-то решения самостоятельно, силой своего разума. И все же он не может перенести одиночества, обособленности от ближних. Его счастье зависит от чувства солидарности с ближним, с прошлыми и будущими поколениями».
Интенсивность этого конфликта и способы его разрешения зависят, согласно Э. Фромму, от экономических и политических систем общества. Стремление к единению с другими людьми по Э. Фромму формируется под влиянием потребности в корнях. Люди нуждаются в том, чтобы ощущать себя неотъемлемой частью мира. Согласно Э. Фромму, эта потребность возникает с самого появления на свет, когда разрываются биологические связи с матерью.
К концу детства каждый человек отказывается от безопасности, которую обеспечивает родительская опека. В поздней взрослости каждый человек сталкивается с реальностью отрыва от самой жизни, когда приближается смерть. Поэтому на протяжении всей своей жизни люди испытывают потребность в корнях, основах, в чувстве стабильности и прочности, сходным с ощущением безопасности, которое в детстве давала связь с матерью. Наоборот, те, кто сохраняют симбиотические связи со своими родителями, домом или сообществом как способ удовлетворения своей потребности в корнях, не способны ощущать свою личностную целостность и свободу .
Другой представитель гуманистического психоанализа, Карен Хорни, также как Э.Фромм и Э.Эриксон, подвергала сомнению ортодоксальную теорию психоанализа, считая, что Фрейд придавал излишне большое значение биологии и слишком малое – социальным факторам.
Опыт клинициста, в сочетании с тем, что она почерпнула из бурно развивающихся социологии и антропологии, заставил К. Хорни усомниться в универсальности «Эдипова комплекса» и привел ее к исследованию влияния культуры на психологию личности.
Так, в работах «Невротическая личность нашего времени» (1937) и «Наши внутренние конфликты» (1945) К. Хорни описала три типа человеческого характера, соответствующих трем базовым ориентациям в отношениях с другими людьми.
Первый тип, выделяемый К. Хорни, базируется на направленности «против людей», и называется захватническим типом. Такому человеку свойственна враждебность по отношению к другим людям и по отношению к себе, которая не всегда в полной мере им осознаётся.
Эти люди нередко отличаются нарциссизмом, самоуверенностью, потребностью в достижениях, преодолении и восхищении. Они подавляют и вытесняют в себе всё, что расценивается ими, как слабость, уязвимость и уступчивость, болезненно переживают критику в свой адрес и отрицают возможные и наличные неудачи. Их стратегия адаптации подразумевает конкурентное стремление обойти других людей в своих успехах, возвыситься над ними, чтобы почувствовать собственное превосходство. Когда они сталкиваются с препятствиями или переживают обиду, они мобилизуют свои силы для мести и достижения чувства торжества над теми, кто их обидел, путём восхождения на вершины. Захватнический тип личности испытывает ужас даже от самой мысли о том, что кто-то может его использовать, унизить или обмануть, либо обвинить в обмане.
Второй тип базируется на направленности «к людям» и называется у К. Хорни смиренным типом. Он являет собой полную противоположность захватническому типу, испытывая значительные трудности в том, чтобы утверждать себя.
У смиренного типа действует ориентация на другой идеал собственного «я» ‒ самоотверженный, альтруистичный и жертвенный. Такой человек испытывает стыд всякий раз, когда необходимо сделать что-либо для себя или отстоять свои границы. Всё, что кажется ему проявлением самонадеянности или гордости, вытесняется им. Он склонен обесценивать и отчуждать собственные успехи, считая, что достиг их лишь благодаря счастливому случаю. Страх перед собственной агрессией и агрессией других людей вынуждает его покорно соглашаться с тем, с чем он не согласен, и терпеть порой оскорбительное и унизительное отношение к себе до предела.
Страдая, он гордится собственной добродетелью и выдержкой, так как чувствует, что именно таким образом он соответствует своим морально-нравственным идеалам. Потребности смиренного типа вращаются вокруг любви, и он искренне надеется на то, что если будет достаточно добрым и благородным по отношению к другим людям, он будет вправе требовать любви, внимания и снисходительности по отношению к себе.
Третий тип базируется на направленности «от людей» и называется у К. Хорни отчуждённым или отстранённым типом. Такой тип личности характеризуется тенденцией к подавлению любых потребностей, желаний и амбиций. Он отстраняется от жизни, боится любой вовлечённости и любых обязательств, а в отношениях с другими людьми занимает дистантную позицию. Отстранённый тип предпочитает свести на нет любые внутренние конфликты и любые ощущения болезненности жизни, просто переставая чего-либо желать и к чему-либо стремиться, за счёт чего его жизнь теряет остроту и вкус.
Такой человек склонен занимать пассивную и минималистичную позицию в жизни, сводя на нет любые желания и предпочитая довольствоваться малым. Он считает, что благодаря своей отстранённости он спасает себя от удушающих оков связанности долгами и обязательствами по отношению к другим людям. Отстранённому типу также противно любое целенаправленное усилие. Как правило, он не знает, чего хочет и к чему стремиться, у него нет никакой серьёзной цели в жизни, и он всячески отрицает потребность в том, чтобы её найти. Эти люди также питают отвращение ко всему новому, опасаясь всего, что может оказать на них какое-либо влияние и сделать их , несвободными, подчинёнными кому-либо или чему-либо. Оберегая свой покой, они отказываются от любой активности, стремясь только к достижению идеально самодостаточного и мудрого образа своего «я».
Структура характера, согласно К. Хорни, формируется на основе опыта детства. У одних процесс развития прекращается в пять лет, у других ‒ в юности или около тридцати лет, а у отдельных людей продолжается до пожилого возраста.
По мнению Карен Хорни главной потребностью в развитии ребенка является потребность в безопасности. В данном случае основополагающий мотив – быть любимым, желанным и защищенным от опасности или враждебного мира. К. Хорни считала, что в удовлетворении этой потребности безопасности ребенок полностью зависит от своих родителей. Если родители проявляют истинную любовь и тепло в отношении к ребенку, тем самым удовлетворяется его потребность в безопасности. Благодаря этому вероятнее всего сформируется здоровая личность. И наоборот, если поведение родителей препятствует удовлетворению потребности в безопасности, весьма вероятно патологическое развитие личности.
К. Хорни выделяет следующие негативные проявления родительского поведения, фрустрирующие потребность ребенка в безопасности, а именно, неустойчивое, сумасбродное поведение, насмешки, невыполнение обещаний, чрезмерная опека, а также оказание явного предпочтения его братьям и сестрам. Однако основным результатом подобного дурного обращения со стороны родителей является развитие у ребенка установки базальной враждебности. В этом случае ребенок оказывается между двух огней: он зависит от родителей и в то же время испытывает по отношению к ним чувства обиды и негодования. Этот конфликт приводит в действие такие защитные механизмы, как вытеснение. В результате поведение ребенка, не ощущающего безопасности в родительской семье, направляется чувствами беспомощности, страха, любви и вины, выполняющими роль психологической защиты, цель которой – подавление враждебных чувств по отношению к родителям, чтобы выжить.
Причем подавленные чувства негодования и враждебности, причиной возникновения которых являются родители, не существуют сами по себе: они проявляются во всех взаимоотношениях ребенка с другими людьми, как в настоящем, так и в будущем. В подобном случае говорят, что у ребенка наблюдается базальная тревога, «ощущение одиночества и беспомощности перед лицом потенциально опасного мира». Базальная тревога – это интенсивное и всепроникающее ощущение отсутствия безопасности – является одной из основополагающих концепций Карен Хорни.
С данной концепцией очень близко пересекаются взгляды другого американского психолога Эрика Эриксона. Если Карен Хорни видит причины развития здоровой или невротической личности в отношениях ребенка с родителями, то Эрик Эриксон эти причины объясняет с позиций развития «Эго».
Теоретические формулировки Э. Эриксона касаются исключительно развития эго. Хотя он неизменно настаивал на том, что его идеи не более, чем дальнейшее систематическое развитие концепции З. Фрейда о психосексуальном развитии в свете новых открытий в социальных и биологических науках. ЭрикЭриксон решительно отошел от классического психоанализа. В его работах отчетливо виден решительный сдвиг акцента от ид к эго, что сам Зигмунд Фрейд лишь частично признавал в последние годы своей деятельности.
С позиции Э. Эриксона, скорее именно эго составляет основу поведения и функционирования человека. Он рассматривал эго как автономную структуру личности, основным направлением развития которой является социальная адаптация, а развитие ид и инстинктов идет параллельно. Подобный взгляд на природу человека, названный эго-психологией, радикально отличается от раннего психодинамического мышления тем, что эго-психология описывает людей как более рациональных и поэтому принимающих осознанные решения и сознательно решающих жизненные проблемы.
Ядро концепции Эрика Эриксона составляет модель человеческого развития, разбитого на восемь стадий. Эта модель расширяет применение психоанализа, рассматривающего истоки всех травм в детском возрасте, и целиком охватывает цикл человеческой жизни. Каждая стадия состоит из психологических, биологических и социальных компонентов и основана на предшествующих стадиях.
Центральными понятиями в его концепции являются понятия кризиса взросления и идентичности. Согласно Э. Эриксону, каждая психосоциальная стадия сопровождается кризисом – поворотным моментом в жизни индивидуума, который возникает как следствие достижения определенного уровня психологической зрелости и социальных требований, предъявляемых к индивидууму на этой стадии.
Вопрос о том, что является причиной первого важного психологического кризиса, глубоко проанализирован Эриком Эриксоном. Он связывает этот кризис с качеством материнского ухода за ребенком. В младенческом возрасте краеугольным камнем формирования здоровой личности является общее чувство доверия; другие ученые называют ту же самую характеристику «уверенностью». Младенец, имеющий базальное чувство «внутренней определенности», воспринимает социальный мир как безопасное, стабильное место, а людей как заботливых и надежных. Это чувство определенности лишь частично осознается в период младенчества.
Согласно Э. Эриксону, степень развития у ребенка чувства доверия к другим людям и миру зависит от качества получаемой им материнской заботы. «Я полагаю, что матери формируют чувство доверия у своих детей благодаря такому обращению, которое по своей сути состоит из чуткой заботы об индивидуальных потребностях ребенка и отчетливого ощущения того, что она сама – тот человек, которому можно доверять, в том понимании слова «доверие», которое существует в данной культуре применительно к данному стилю жизни. Благодаря этому у ребенка закладывается основа для чувства «все хорошо»; для появления чувства тождества; для становления тем, кем он станет, согласно надеждам других.
В описании первой, а также последующих стадий психосоциального развития личности мы находим исчерпывающее объяснение психологических детерминант одиночества. Каждая стадия является переломным моментом развития, так как сопровождается определенным возрастным кризисом. По Э. Эриксону, сущностью каждого кризиса является выбор, который человек должен сделать. Выбор осуществляется между двумя альтернативными вариантами решения возрастных задач развития.
Характер выбора сказывается на дальнейшей жизни человека: ее успешности или неуспешности. Через кризисы и сопутствующие им выборы происходит развитие идентичности человека. Кризис не является чем-то деструктивным. Наоборот, Э. Эриксон употребляет понятие «кризис» в контексте представлений о развитии, чтобы выделить «не угрозу катастрофы, а момент изменения, критический период повышенной уязвимости и возросших потенций, и вследствие этого онтогенетический источник хорошей или плохой приспособляемости». И именно эти кризисы таят в себе опасность обострения чувства одиночества у индивидуумов, по тем или иным причинам, не сумевших успешно их пройти, и, такой путь развития Эрик Эриксон назвал аномальным.
Неудачное разрешение кризиса приводит к развитию негативной идентичности, которая, собственно и провоцирует возникновение чувства одиночества. К примеру, на стадии, которую Э. Эриксон назвал «идентичность против спутанной идентичности» и считал решающей, подростки, остро испытывая социальные ограничения и давление общества, страдают от некоторого смешения ролей, испытывают трудности, придумывая подходящую для себя роль и стремясь занять в обществе значимое место. На данной стадии распространены сомнения в своей идентичности и сексуальной привлекательности. И именно эти обстоятельства приводят к тому, что подросток зачастую чувствует себя одиноким, тревожным и нерешительным.
Последующие три стадии также несут в себе опасность для развития негативной идентичности, создавая условия для зарождения чувства одиночества в юношеском возрасте, периоде взрослости и старости.
Штерн, взяв за основу исследования эмпирические наблюдения за младенцами, описал интроспективный процесс формирования ощущения Самости, выделив четыре диалектически связанные между собой области, возникающие у младенца в определенных возрастах и сопровождающие его последующую жизнь. Эти состояния будут изменяться, модифицироваться, ранние нарушения будут как-то компенсироваться, но мы всегда сможем их наблюдать у взрослых в виде «репрезентаций обобщенных взаимодействий» (Stern,1985; Штерн, 2002).
Итак, по Штерну, за фазой формирования ядерного осознания «Я» в возрасте 3-6 месяцев, ребенок проходит стадии формирования собственного «Я» и межличностной соотнесенности, за которыми, примерно в 18 месяцев, наступает стадия вербальной соотнесенности (Stern,1985) Именно в период появления способности к вербальному взаимодействию ребенок переживает переход от состояния максимальной слитности с матерью (в котором основной формой взаимодействия являлась невербальная коммуникация), к способу выражения своих желаний, потребностей, разделению своего внутреннего состояния при помощи слов. Этот процесс всегда сопровождается появлением определенной расщепленности, связанной с потерей ранее существовавшего способа контакта с внешним миром. Теперь на первый план выходят слова, которыми, к сожалению, невозможно выразить всю полноту внутренних переживаний. Другими словами, значительная часть Самости становится тайной, навсегда спрятанной от внешнего мира. С этого момента внутреннее ощущение одиночества будет сопровождать человека всю его жизнь (Штерн, 2001; Stern, 1985).
Такое ощущение знакомо нам всем и его условно можно обозначить как «одиночество первого уровня». Степень его выраженности может быть разной, но, как правило, субъект способен компенсировать дискомфорт от его переживания в близких интимных отношениях. Однако, в патологических случаях, это базовое ощущение одиночества может являться только верхним слоем, за которым скрывается более глубокое и гнетущее чувство – стремление к установлению, ранее нарушенной или потерпевшей крах, межличностной соотнесенности на невербальном уровне. В случае неудачного прохождения ребенком в возрасте 7-12 месяцев этой фазы наибольшего слияния с матерью, во взрослом состоянии у пациента мы можем наблюдать паттерны поведения, в которых постоянно будет прослеживаться стремление к преодолению гнетущего внутреннего одиночества, выражающегося в ощущении «брошенности», внутреннего дискомфорта, депрессии.
В обычных условиях, переживание такого типа одиночества скрывается за «одиночеством первого уровня» и не осознается субъектом. В регрессивных состояниях оно становится очевидным, но с трудом передается при помощи слов. Подобные регрессивные состояния описаны Балинтом: вспомним случай, когда пациентка нашла наиболее приемлемый вариант для выражения своих чувств в кувырке через голову (Балинт, 2002,) Именно этот второй тип одиночества, оставаясь, как правило, бессознательным, становится патологическим, приводит к неспособности построить глубокие близкие отношения, может вызывать продолжительные депрессивные состояния.
Области межличностной и вербальной соотнесенности модели психологического развития Штерна имеют много общего со стадиями практики и воссоединения в процессе сепарации – индивидуации М. Маллер. Она рассматривает их несколько под другим углом, но нам важно наблюдение о том, что именно в этот период закладывается основа формирования рефлексивной функции, когда ребенок, как описывал Винникот, формирует, в присутствии Другого, способность быть в одиночестве.
Вероятно, успешное похождение этого периода будет определять и развитие близнецового сектора Самости (Kohut, 1971). Если переход от эмпатического невербального взаимодействия матери и ребенка к символическому способу коммуникации при помощи слов сопровождался адекватным откликом со стороны ближайшего окружения, то у ребенка, а в последствии – у взрослого человека, сформируется ощущение, что он, являясь отдельной самостоятельной личностью, живет в мире людей ему подобных и способных его понимать (Штерн, 2001). Он сможет строить близкие, интимные отношения, в которых возможно разделить с Другим полный спектр своего истинного внутреннего мира, самоощущений и переживаний себя, не будет места для развития фантазий о собственной базовой дефектности и ущербности.
Вышесказанное подтверждает тезис о том, что чувство одиночества, о котором идет речь, отличается от пустоты, переживаемой индивидами с нарушениями ядра Самости, которое, по Кохуту, формируется так же в возрасте около 18 месяцев. Это совпадает и с концепцией формирования вербального сектора Самости по Штерну (Stern, 1985). Нарушения в области ядерной соотнесенности, являющейся фундаментом для формирования интерсубъективности, в которой и проявляется исследуемое чувство одиночества, скорее будут приводить к переживанию пустоты, часто сопровождаемой дезинтеграционной тревожностью. Именно про такое состояние можно сказать, что «…люди в большей степени боятся остаться одинокими, чем голодными, или же лишенными сна, или же сексуально неудовлетворенными…» (Fr.-Reich, 1959).
В таком состоянии одиночество является лишь верхним слоем, пеленой, за которой скрывается бездна пустоты. В отличие от пустоты, с размытым ощущением собственного Я, зависящем от Другого, ощущение одиночества сопровождается смутным ощущением потери объекта, с которым когда-то было, но потеряно такое желаемое взаимодействие. Субъект будет вести беспрерывный и бесплодный поиск. Бесплодный, т.к. не имеет возможности ощущать себя цельным, иметь бесконфликтный контакт со значительной репрессированной или отщепленной частью Я, которая и стремится к взаимодействию. Беспрерывный, т.к. постоянно разрушая не удовлетворяющие отношения между ложным Я и объектом, он будет строить новые и новые связи, пытаясь бороться с внутренним ощущением дискомфорта через изменение внешней реальности, не имея внутренних ресурсов для построения искомых отношений.
Таким образом каждый из рассмотренных психоаналитических подходов акцентирует внимание на каких-либо особенностях психического феномена одиночества, выстраивая тем самым уникальную перспективу целостного его восприятия. В совокупности все эти подходы дают важные практические и теоретические инструменты, каждый из которых может быть использован в своем контексте. Наличие нескольких подходов к изучению одиночества доказывает присутствие в этом понятии реального научного содержания, которое, с одной стороны, поддается рационализации, с другой – требует дальнейшего экспериментального исследования.
